«Шведы мне тогда улыбнулись и обидные слова сказали»

Директор знаменитого курганского завода Петр Гринюк назвал виновных в развале российского машиностроения. Шокирующее по откровенности ИНТЕРВЬЮ.

В России сейчас нет таких сил, которые бы защитили «Кургансельмаш». В этом уверен директор завода Петр Гринюк. Крупнейшее в СССР предприятие теперь вынуждено конкурировать не только со шведами и белорусами, но и бороться с чиновниками и даже… с игрушками. Сократив производство в 18 раз, завод едва выживает, но пока работает. Вероятно, под словами собеседника «URA.Ru» могут подписаться многие его коллеги, но при этом напомнят ему «про перекошенную дверь». В интервью агентству Гринюк доступно рассказал, почему в России загублено сельсхозмашиностроение и какую роль в его возрождении могут сыграть курганские энергетики.

Завод Кургансельмаш, во времена СССР крупнейший производитель доильной техники для животноводства, уже четверть века не может выйти из кризиса. Численность работающих сократилась в 10 раз, в заводоуправлении — покосившиеся двери, в кабинете генерального директора никакого ремонта с советских времен. На столе Петра Гринюка нет даже компьютера — он по привычке все пишет и даже составляет производственные графики собственной рукой.

— Петр Кириллович, Кургансельмаш, наверное, с 90-х годов входил в список самых слабых и экономически неразвитых предприятий. Сейчас какова ситуация на предприятии?

— До 1992 года, когда началась приватизация и все прочее, Кургансельмаш был самым крупным заводом по выпуску доильной техники и охладителей молока в СССР. Объемы были очень большие, работающих — свыше 4 тысяч человек. А когда Советский Союз рухнул, то старая технология организации производства стала просто нерентабельной, так как она очень затратна. Это то же самое, что бутылку воды возить на КамАЗе. Чтобы перестроиться, с завода надо было практически 80 % всего оборудования выбросить в металлолом и все технологии строить на меньших объемах производства.

— На сколько у Вас сократились производственные площади?

— У нас сейчас 15 га, то есть где-то в два раза с небольшим…

В 90-е годы мы обращались ко всем. Я ездил на предмет сотрудничества в шведскую фирму «Делаваль», писал письма за всякими солидными подписями нашим председателям правительства, кроме президента — ему не пришлось написать. В 2009 году, когда был очередной кризис, заместитель министра прислал ответ нашему губернатору [Олегу Богомолову] на обращение о повышении ставки таможенной пошлины на доильную технику и об увеличении государственных закупок доильной техники у ОАО «Кургансельмаш».

Там было написано, что, «по мнению Минсельхоза России, выпускаемое отечественной промышленностью оборудование для животноводства по своему техническому уровню и качеству значительно уступает достигнутому мировому уровню», поэтому «повышение размера ставок ввозных таможенных пошлин на доильное оборудование приведет к дополнительным затратам, в конечном итоге увеличивающим себестоимость производимой молочной продукции».

В итоге мы пришли к тому, что сегодня основным поставщиком доильной техники в Россию является Республика Беларусь. А там еще есть «Делаваль» и различные другие фирмы, итальянские и американские. До сих пор постановлением правительства России определено, что вся доильная техника из-за границы идет с нулевой таможенной пошлиной. Такого нет ни в одной стране мира. И плюс ее, эту технику, еще и дотируют.

— Может быть, заграничное доильное оборудование действительно лучше нашего?

— Хорошее. Но здесь есть один нюанс. Три года назад к нам пришел фермер из одного из соседних регионов. Хотел купить три молокопровода. Через две недели приходит и заявил, что купит только один. Говорит, что, когда он пошел в региональное министерство сельского хозяйства, ему сказали: чтобы получить дотацию, он должен купить доильную технику шведской фирмы «Делаваль». Поэтому, когда меня спрашивают, чем нам, производителям, могут помочь, я говорю: запретите дотацию на приобретение любой техники для крестьян. Вы им лучше давайте дотацию на произведенный литр молока. Тогда крестьянин возьмет свои деньги и будет сам выбирать, какое оборудование для его производства лучше.

— А у вас были попытки привлечь какого-то иностранного инвестора?

— Я все время ездил, искал. В тот же «Делаваль».

— И что? Они не заинтересовались?

— Нет, они сказали: «Мы ненавидим советскую власть, но мы никогда не могли предположить, что вы дойдете до такого состояния, что ваши колхозы и совхозы развалятся. Без рынка производства молочной продукции в большом объеме вы нам не нужны». А до этого они к нам рвались: хотели контрольный пакет Кургансельмаша купить. Это были 1992—1993 годы. Но в 1993 году только за один год объемы производства у нас сразу упали в 15-18 раз.

 — Сейчас какие у вас объемы?

— Небольшие. В июле по реализации мы получили 10 млн 969 тысяч рублей. В среднем в месяц получается 12-15 миллионов. Это маленький объем для такого большого объема производственных площадей и даже для численности. Но, если бы у нас совсем не было заказов, мы бы давно сдохли. А вы видите, что мы все равно ползем как-то.

Наша проблема в том, что государство не хочет обратить на нас внимание. Но почему наши животноводы должны закупать технику в Беларуси, если есть свое предприятие? У белорусов в советское время не было ни одного завода, который бы выпускал доильную технику и охладители молока. Они свой Гомельагрокомплект, который в советские времена был торговой базой, получавшей доильную технику от Кургансельмаша и из Латвии, превратили в ведущее предприятие.

В Беларуси после развала Советского Союза за счет государства создали проектный институт по разработке новой доильной техники и охладителей молока, в котором работает 100 человек и который сегодня ведет разработки. В России нет такого института. Белорусы нас с нуля опередили лет на 30-40. У них до сих пор еще существует так называемый госзаказ. Я когда вернулся оттуда, был сильно удручен: я до этого думал, что мы конкурируем просто с Гомельагрокомплект. Но оказалось, что мы конкурируем со всей Республикой Беларусь. А это бесполезно.

— У вас ведь нет такой мощной господдержки…

— Да. Не передавить их. Шведы мне еще тогда улыбнулись и обидные слова сказали: «Вы свою технику, если государство вам поможет, до уровня импортной за год-два доведете». Даже не надо все самим делать: отдельные узлы можно завозить из-за границы — существует международная кооперация. Но продать за границей свои доилки мы все равно не смогли бы: шведы так и говорят, что их правительство заботится о своих товаропроизводителях.

— Но с 1992 года некоторые наши предприятия переориентировали свои производства и сменили номенклатуру. Что мешало Кургансельмашу это сделать?

— Мы прорабатывали этот вопрос. Я лично проехал северные города. Рынок хороший, богатый, но для него нужны были другая технология, другое оборудование.

— То есть требовались большие вложения?

— Конечно. Но мы пытались делать не только новые узлы, а даже сделали несколько новых доильных установок с автоматической системой управления, с электроникой. Но без изменения идеологии, подходов государства, нам не переломить ситуацию. Границы открыли, а заслона нет. И когда сейчас говорят, мол, сделайте красивую продукцию, выйдите с ней на рынок и потрясите ею, тогда у вас ее возьмут… Не верю я в это. Не так поступают в развитых странах.

 — Когда в феврале приезжал президент Татарстана, я помню, он тоже вам сказал, что нужно уметь презентовать продукцию, а у вас даже буклеты были представлены старые.

— Правильно. Рустам Минниханов мне понравился. Он все сказал правильно, замечание справедливое.

— А после той встречи с Миннихановым, есть какие-то подвижки, новые конктракты с Татарстаном?

— Вы понимаете, продажа сельхозтехники через губернаторов не идет. Она идет через те торговые точки, которые есть в том или ином субъекте. У нас сеть этих торговых точек, начиная с Сахалина, заканчивая Калининградом. Пусть объемы небольшие, но все равно технику берут.

— Если не ошибаюсь, года два или три назад была попытка рейдерского захвата Кургансельмаша. Удалось отбиться?

— Ой, да это не только два-три года. Это постоянно бывает. Я всем инвесторам говорю просто: я не против вас. У меня только одно условие: давайте соберем в актовом зале всех руководителей Кургансельмаша, и вы, как инвесторы, внятно расскажете, что здесь собираетесь делать и как. Никто еще не согласился на такие условия. Я всем всегда открыто говорю: вы только через парадную дверь заходите, и, если у вас добрые намерения, вы внятно их озвучивайте, и — пожалуйста. Мне самому не за что цепляться — я уже старенький. Мне просто хочется, чтобы предприятие работало.

— С местными предприятиями вы как-то взаимодействуете по кооперации?

— Мы вошли в арматуростроительный кластер, так как у нас есть чугунолитейный цех (арматурщикам нужно стальное литье), нас приняли туда. Мы разработали бизнес-план по развитию литейного цеха и уже выслали заявку в Москву на получение поддержки на его реализацию.

 — Как думаете, в условиях введения антироссийских санкций и политики импортозамещения, правительство изменит свои подходы к отечественным производителям?

— Я вам покажу одну бумагу, и вы поймете, какие подходы сейчас и что нужно сделать. С сайта Минпромторга я скачал так называемую «Матрицу промышленной политики». Она утверждена в прошлом году. По вкладу в социально-экономическое развитие страны и стратегической значимости сельскохозяйственное машиностроение находится внизу графика — малый вклад и незначимое направление. Станко-инструментальная промышленность где? Там же. А вот, посмотрите: лесопромышленный комплекс, индустрия детских товаров и игрушек — это самые высоко значимые производства.

Как при таком подходе мы дальше собираемся развивать нашу экономику? Я вообще не понимаю, кто это все составлял. А ведь этой матрицей руководствуется наше правительство. Если завтра эмбарго коснется поставки инструмента на спецарматуру, все наши заводы, где стоят современное обрабатывающее оборудование и центры, просто остановятся. Хорошо, что пока там эмбарго нет. В России инструмент, который на этих станках работает, не выпускается.

— В прошлом году ваше предприятие вошло в список заводов, которым по инициативе губернатора и энергетиков были предложены особые условия, позволяющие экономить на электроэнергии. Насколько такая гибкая тарифная политика может повлиять на ситуацию на вашем предприятии?

— Я уже больше 50 лет работаю в машиностроении. Мне есть с чем сравнивать. Могу лишь сказать, что да, нам стало полегче, но это проблема тарифов — всероссийская, на местном уровне ее не решить. По энергетике в нашей стране все сделали неправильно. Это так, миф какой-то Чубайс придумал. Стоимость киловатт/часа, который мы платили в 2012 году, в среднем составляла 3,4-3,75 рублей. С 2013 года тарифы стали расти. Оплата пошла по шести ценовым категориям — это кто-то очень мудрый и хитрый в Москве придумал, и курганские энергетики тут ни при чем.

Я обращался лично, отрабатывал все вопросы, с директором «Энергосбыта» — филиала ОАО «Энергосбытовая компания „Восток“» Игорем Пушкаревым, генеральным директором Курганэнерго Данилом Анучиным и их заместителями. Мы старались найти хоть какие-то решения, чтобы снизить нагрузку. В итоге в декабре вариант был найден. Смотрите, у нас в прошлом году киловатт уже до 6 и больше рублей доходил. А после заседания комиссии при губернаторе две наших подстанции перевели на первую ценовую категорию. В январе этого года у нас стало 4,9 рубля за киловатт. Каждый месяц получается по-разному — все зависит от нагрузки.

— Но в любом случае: в прошлом году было 6,50, а стало 4,90 максимум.

— Поэтому я и говорю коллегам, которые меня упрекают в излишней лояльности к энергетикам: уважаемые, с тем устройством энергетики, которая есть у нас в стране, я в корне не согласен и критикую его. Но с курганскими энергетиками мы отработали этот вопрос. И это — цифры, а не эмоции.

 — По году у вас есть уже какие-то прогнозные цифры, какая экономия будет?

— Я думаю, будет примерно больше миллиона. Это для нас очень существенно.

— Экономия позволит направить деньги на модернизацию?

— Она нам просто позволит с меньшим убытком работать. Мы пока на плаву движемся. Но живем очень бедно и тяжело. И у нас нет свободных денег.

— Проблему перекоса в тарифной сфере по энергетике, считаете, надо решать на федеральном уровне?

— По большому счету, да. Это проблема федерального уровня. Я бы не винил сегодняшнего губернатора — он в прошлом году пусть немного, но что-то сделал. Конечно, даже в этом случае стоимость киловатта у нас и в Челябинске разная.

 — В любом случае, начало положено.

— Конечно. Смотрите: в Саратове, в Сызрани, в Москве и т. д. — везде, где мы торгуем, электроэнергия дешевле, чем в Кургане. Это абсурд, особенно, если мы живем в одном государстве. Все говорят, что в Курганской области нет самодостаточности производства электроэнергии. Так это неправильно, не по-государственному. В том и был смысл единой энергетической системы, чтобы она была единая. Мы должны иметь равные возможности для конкуренции. Я не согласен с тем, что в Курганской области (это я, кстати, и председателю правительства писал) менее способные люди живут, чем в Тюменской, Свердловской или в Пермском крае. Неправильно это. Наши люди не хуже и наш губернатор не менее способный, чем другие.

— Просто наша область в неравных условиях с другими?

— Да. Энергетика, основные базовые элементы промышленности должны быть максимально одинаковы во всех областях. Перетасуйте губернаторов. Вот, свердловский губернатор или тюменский всегда очень хорошие по всем показателям. Поставьте их на Курганскую область! И, я вам скажу, ничего тут коренным образом они изменить не смогут, пока не будет изменений на уровне Москвы.